Неточные совпадения
По основании
царства Гао-ли судьба, в виде китайцев, японцев, монголов, пошла играть им, то есть покорять, разорять, низвергать старые и утверждать
новые династии.
Прочтя нагорную проповедь, всегда трогавшую его, он нынче в первый раз увидал в этой проповеди не отвлеченные, прекрасные мысли и большею частью предъявляющие преувеличенные и неисполнимые требования, а простые, ясные и практически исполнимые заповеди, которые, в случае исполнения их (что было вполне возможно), устанавливали совершенно
новое устройство человеческого общества, при котором не только само собой уничтожалось всё то насилие, которое так возмущало Нехлюдова, но достигалось высшее доступное человечеству благо —
Царство Божие на земле.
В Париже — последнее истончение культуры, великой и всемирной латинской культуры, перед лицом которой культура Германии есть варварство, и в том же Париже — крайнее зло
новой культуры,
новой свободной жизни человечества —
царство мещанства и буржуазности.
Между тем в христианстве есть мессианское ожидание второго явления Христа в силе и славе, есть мессианское искание
царства Божьего, как на небе, так и на земле, возможное ожидание
новой эпохи Духа Святого.
Это значит, что
новый человек хочет окончательно водвориться в
царстве Кесаря и окончательно отвергнуть
царство Духа.
Автономная власть техники есть предельное выражение
царства Кесаря,
новая его форма, непохожая на прежние формы.
Внутри самого еврейства роль его стала отрицательной, ибо может быть лишь ожиданием
нового Мессии, противоположного Христу, который и утвердит
царство и блаженство Израиля на земле.
Ожидали не столько
новой христианской эры и пришествия
Царства Божьего, сколько
царства антихриста.
Он искал
Царства Божьего на земле, ожидая
новой эпохи Св.
Церковь не есть
Царство Божье, церковь явилась в истории и действовала в истории, она не означает преображения мира, явления
нового неба и
новой земли.
Как и все представители русской религиозно-философской мысли, он устремлен к
новому, к
царству Духа, но остается неясным, в какой мере он признает возможность
нового третьего откровения.
Все
царства мира сего, все
царства кесаря, старые монархические
царства и
новые социалистические и фашистские
царства основаны на принуждении и на отрицании свободы духа.
В безрелигиозном сознании
нового человечества древние чаяния
Царства Божьего смешались с чаяниями
царства князя этого мира; обетования второго пришествия Христа затмились христианскими же обетованиями о пришествии земного бога — врага Христова.
В
новом небе и
новой земле — вся полнота бытия, вся мощь божественного творения; в старом небе и старой земле — действительно лишь все то творческое, что войдет в
царство Божье, остальное — призрак, ложь, обман.
[Потрясающий образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье
Царство — иллюзия, какое утешение может остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства мира, который мы не ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три
царства:
царство Ветхого Завета, Отца,
царство страха;
царство Нового Завета, Сына,
царство искупления;
царство Евангелия от Иоанна, Св.
В то же время, независимо от сидящих,
новые стаи всего разноплеменного птичьего
царства летают, кружатся над вашею головою, опускаются, поднимаются, перелетывают с места на место, сопровождая каждое свое движение радостным, веселым, особенным криком.
Теперь
новые начала жизни только еще тревожат сознание всех обитателей темного
царства, вроде далекого привидения или кошмара.
— Э! дудки это, панове! Ксендзы похитрее вас. У вас в каждом доме что ни женщина, то ксендзовский адвокат. Ксендзы да жиды крепче вас самих в Польше. Разоряйтесь понемножку, так жиды вас всех заберут в лапы, и будет
новое еврейское
царство.
В сущности, однако ж, в том положении, в каком он находился, если бы и возникли в уме его эти вопросы, они были бы лишними или, лучше сказать, только измучили бы его, затемнили бы вконец тот луч, который хоть на время осветил и согрел его существование. Все равно, ему ни идти никуда не придется, ни задачи никакой выполнить не предстоит. Перед ним широко раскрыта дверь в темное
царство смерти — это единственное ясное разрешение
новых стремлений, которые волнуют его.
В продолжение года капитан не уходил после обеда домой в свое пернатое
царство не более четырех или пяти раз, но и то по каким-нибудь весьма экстренным случаям. Видимо, что
новый гость значительно его заинтересовал. Это, впрочем, заметно даже было из того, что ко всем словам Калиновича он чрезвычайно внимательно прислушивался.
Сначала обеспокоилась тем: каким образом могло случиться, что ретивый начальник так долго не знал, что в главном городе
новое начальство
новые порядки завело? — на что Глумов резонно ответил: оттого и случилось, что дело происходило в некотором
царстве, в некотором государстве, а где именно — угадай!
1800 лет назад на вопрос этот Христос ответил, что конец нынешнего века, т. е. языческого устройства мира, наступит тогда, когда (Мф. XXIV, 3—28) увеличатся до последней степени бедствия людей и вместе с тем благая весть
царства божия, т. е. возможность
нового, ненасильнического устройства жизни, будет проповедана по всей земле.
Их жизнь течет так ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат, потому что не доходят до них;
царства могут рушиться,
новые страны открываться, лицо земли может изменяться, как ему угодно, мир может начать
новую жизнь на
новых началах, — обитатели городка Калинова будут себе существовать по-прежнему в полнейшем неведении об остальном мире.
Обессилел наконец Миша. Присел он на задние лапы, фыркнул и придумал
новую штуку — давай кататься по траве, чтобы передавить все комариное
царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал морду в мох. Вышло того хуже — комары вцепились в медвежий хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
После взятия Варшавы, когда там, в Новогеоргиевске и в других пунктах бывшего
Царства Польского, началась постройка
новых крепостей, «система самовознаграждения», казалось, достигла до самого наивысшего своего развития.
Не трогать никого.
Хотели б вы, чтоб омрачил я день
Венчанья моего? День этот должен
Началом быть поры для
царства новой;
Светить Руси как утро должен он
И возвещать ей времена иные
И ряд благих, безоблачных годов!
Но, когда подведешь итог тому, что нами уже потеряно и что мы с таким легким сердцем собираемся утерять, становится жутко, и в далеком светлом
царстве начинает мерещиться темный призрак
нового рабства человека.
Усилие это не есть усилие движения, усилие открытия
нового миросозерцания,
новых мыслей и совершения особенных
новых поступков. Усилие, которое нужно для вступления в
царство божие или в
новую форму жизни, есть усилие отрицательное, усилие неследования за потоком, усилие неделания поступков, не согласных с внутренним сознанием.
Но в силу этой завершенности сделалась тем яснее вся ложность экономической эсхатологии, лишь по-новому воспроизводящей старый иудейский мессианизм, прельщение
царством от мира сего.
Бог мог оказаться вынужден приступить к
новому творению, т. е. к созданию теперешнего мира на развалинах испорченного
царства Люцифера, с тем чтобы впоследствии уничтожить и этот мир.
Но нравственность, предполагающая греховное раздвоение, борьбу добра и зла в человеке, не может иметь безусловного религиозного значения, она есть Ветхий Завет, период подзаконности, который преодолевается (хотя и не отменяется)
Новым Заветом,
царством благодати [В русской литературе «сравнительный анализ» Ветхого и
Нового заветов впервые был произведен митрополитом Иларионом (XI в.) в «Слове о Законе и Благодати».
Самым ходом исторических событий понуждаются люди хотеть иного
царства [Выражение «иное» (или «
новое»)
царство» — встречается в русских народных сказках.
И вот в это
царство душевной гармонии и светлой жизнерадостности вдруг врывается
новый, неведомый гомеровскому человеку бог — варварский, дикий Дионис. Буйным исступлением зажигает он уравновешенные души и во главе неистовствующих, экстатических толп совершает свое победное шествие по всей Греции.
Царство Божие означает не только искупление греха и возврат к первоначальной чистоте, а творение
нового мира.
Господин и раб будут делать нечеловеческие усилия помешать концу объективации, «концу мира», наступлению
царства Божьего —
царства свободы и свободных, они будут создавать все
новые формы господства и рабства, будут совершать
новые переодевания, все
новые формы объективации, в которых творческие акты человека будут претерпевать великие неудачи, будут продолжаться преступления истории.
Когда человек сделает то, к чему он призван, тогда лишь будет второе явление Христа, тогда будет
новое небо и
новая земля, будет
царство свободы.
Только Евангелие понимает это и указывает
новые пути, непонятные для закона, — любовь к врагам, неосуждение ближних и грешников, мытари и грешники впереди идут в
Царство Небесное, человек выше субботы и пр.
Но евангельское откровение о
Царстве Божьем неприметно, сокровенно, внутренне внесло перемену во все сферы жизни, изменило самую структуру человеческой души, вызвало
новые эмоции.
Абсолютное добро, не допускающее существования зла, возможно лишь в
Царстве Божьем, когда будет
новое небо и
новая земля, когда Бог будет всяческое во всем.
Совершенное общество мыслимо лишь в совершенном космосе, как преображение мира, как
новая земля и
новое небо, как
Новый Иерусалим, как наступление
Царства Божьего, но не как политическое и социальное устроение в условиях нашей земли и нашего времени.
Оно призывает к пробуждению и возрождению духовной жизни, к
новому рождению, к врастанию в
Царство Божье, а не к внешним делам в мире социальном.
В литературной критике и публицистике самую яркую ноту взял Писарев, тотчас после Добролюбова, но он и сравнительно с автором статьи"Темное
царство"был уже разрушитель и упразднитель более
нового типа.
В ваших книгах я бросался в бездонные пропасти, творил чудеса, убивал, сжигал города, проповедовал
новые религии, завоевывал целые
царства….
Новое русское коммунистическое государство тоже автократично и тоже имеет корни в верованиях народа, в
новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже сознает себя и оправдывает как священное
царство, как обратную теократию.
Пало старое священное русское
царство и образовалось
новое, тоже священное
царство, обратная теократия.
В XIX веке конфликт принял
новые формы — столкнулась Русь, ищущая социальной правды,
царства правды, с империей, искавшей силы.
Среди
царства тупо-высокомерной, неповоротливой и нетерпимой власти, брезгливо пренебрегавшей интересами подвластных, знавшей лишь одно требование: «не рассуждать», вдруг зародилась
новая весело-молодая власть, сильная не принуждением, а всеобщим признанием, державшаяся глубоко-проникавшими корнями в вырастившей ее почве.
И в аскезе нет радости евангельской благой вести о
Царстве Божьем как совершенно
новой жизни, освобожденной от тяжести мира.
Новая духовность обращена не только к прошлому, к Христу, Распятому злом мира, но и к будущему, к Христу, Грядущему во славе, к
Царству Божьему.
«Счастливые часов не наблюдают», — говорит известная поговорка. Она всецело оправдывалась на Ермаке Тимофеевиче и Ксении Яковлевне после их свадьбы. Оба они отдались всецело блаженству законной любви, и дни, и недели казались им быстролетными мгновениями. В объятиях друг друга они забыли весь мир, забыли и
новое завоеванное
царство, за которое их величали князем и княгинею.